В течение 31 года работала на кафедре истории древнего мира и средних веков в должности старшего лаборанта; ветеран труда, член профсоюза Таврической академии им. В. И. Вернадского

Надежда Исаевна родилась в дер. Семёно Передельского сельсовета Медынского района Калужской обл. (сейчас этой деревни уже нет).

В 1951–1953 годах училась в Москве на Высших центральных педагогических курсах преподавателей стенографии. В течение двух лет работала преподавателем стенографии в средней школе г. Смоленска. Как жене военного, ей пришлось поменять несколько мест жительства до тех пор, пока с мужем и двумя сыновьями она не прибыла в Симферополь. В 1964–1977 годах работала секретарём ректора в Крымском пединституте (в дальнейшем – СГУ), одновременно выполняла обязанности стенографиста. В 1967–1972-м училась там же на заочном отделении филологического факультета.

С 1977 по 2008 год Надежда Исаевна была бессменным старшим лаборантом кафедры истории древнего мира и средних веков СГУ-ТНУ. В возрасте 80 лет ушла на заслуженный отдых, но сотрудники и выпускники исторического факультета помнят её – человека необыкновенно скромного, порядочного, душевного. Её все очень любили и называли хозяйкой кафедры. Её жизненный путь был нелёгким. Семья большая. Детство пришлось на годы войны, да и после ещё долго приходилось во многом себе отказывать.

Рассказ о нашей Надежде Исаевне будет неполным, если мы не приведём выдержки из интервью, которое она дала журналисту Ю. Трифонову в 2013 году: «Родители мои были простыми крестьянами. Правда, после революции мама с папой жили в Москве – отец участвовал в Гражданской войне и после демобилизации остался в столице, работал на фабрике. А мама вернулась в деревню, где родители построили в 1920-х годах большой дом. В июне 1941-го я перешла в шестой класс. 22 июня, в воскресенье, утро было солнечным и тёплым. Мы работали на колхозном поле. Вдруг появился какой-то всадник и объявил о начале войны. Всадник прибыл вручить повестки всем мужчинам, потому что началась мобилизация. Сказал, что в три часа все должны быть в Передельском сельсовете с рюкзаками и вещами, необходимыми для отправки на фронт. Женщины заплакали, мужчины стали их уговаривать, мол, война не продлится долго, они вернутся с победой. В семьях простились с мужьями и отцами. И никто из призванных в первый день войны домой не вернулся… С началом войны закончилось моё детство, я работала в колхозе так же, как и взрослые женщины. Таких слов, как «не буду», «не хочу», мы не знали. Было только одно: «Надо». Первое время мы о фронте только слышали и не знали, что это такое. Думали: повоюют немного, и дело закончится Победой. Но рано утром 14 октября 1941 года, в день Покрова Пресвятой Богородицы, мы увидели едущие по дороге мотоциклы, машины, большие повозки. Вдруг деревня наполнилась писком и визгом – немцы резали поросят, ловили гусей, кур и приносили людям их варить. Мы слышали, как немцы ходили по деревне и разговаривали между собой; они были такими счастливыми, постоянно повторяли: «Москва капут! Сталин капут!». Говорили, что только у них будет победа, прославляли Гитлера. Вечером остановились у нас на ночлег, а утром двинулись дальше. С тех пор немцы задерживались у нас только проездом, в основном это были простые солдаты. Мы переходили во вторую комнату, где зимой было очень холодно (эта комната использовалась только летом и не отапливалась). В доме была большая русская печь, немцы приказывали нам затопить её, обычно приносили гуся варить. Всё, что попадалось на глаза, они брали без спросу. Заходили в чулан – там хранились молоко, яйца, тёплые вещи. Всё забирали. Готовили себе отдельно. Вечером мы часто видели в небе вражеские самолёты. Немцы говорили, что они летят бомбить Москву.

Перед Новым, 1942 годом, мы услышали, что наши войска погнали немцев от Москвы. Как-то в январе 1942-го нам сказали, что завтра бой будет у нас, поэтому нужно приготовиться и ни в коем случае не ложиться спать. Мы оделись во всё, что можно, хотели идти в лес, но потом всей деревней решили остаться. Ночью дежурил староста, он предупредил, что в случае тревоги будет бить в плуг, повешенный на изгороди как набат. Тогда все должны выйти на улицу. Набат прозвучал ближе к полуночи, все вышли, было холодно, вокруг лежал снег. Вдруг часов в 12 ночи из леса появились люди на лыжах, в белых маскировочных халатах. Мы испугались того, что сейчас начнётся бой. Но незнакомцы подъехали – и мы увидели, что это наши разведчики. Господи, сколько было слёз радости! Они обнимались с нами и говорили, чтобы мы не боялись, теперь нас есть кому защищать. Враги, отступая, всё жгли на своём пути. Уничтожали дома и людей. Моя старшая сестра жила в соседнем селе Никитское Калужской области. Их дом немцы сожгли при отступлении, она ушла с полуторамесячным сыном и дочкой пяти лет. Они пошли в соседнее село Ступино, до которого было километра четыре-шесть. С ней была ещё одна сестра, постарше меня. Когда они шли, дорогу простреливали снаряды, пришлось лежать на снегу, несмотря на страшный холод. Малыш едва выжил… Затем мы узнали, что в одном селе, неподалеку от нас разразилась настоящая трагедия. Немцы остановились на ночь в доме, где жила семья моего одноклассника, у них кто-то ночью украл из повозки сигареты и конфеты. Оккупанты сказали, что не будут разбираться, кто украл. Когда утром этот мальчишка пошёл за водой, его застрелили, затем убили его мать и пятилетнюю сестричку, дом подожгли… Их отец в это время воевал под Москвой; когда наши стали продвигаться вперёд, он проходил мимо своей деревни, узнал страшную новость о своей семье. Он пошёл дальше воевать, чтобы убить всех фашистов. Приезжали беженцы. К нам подселили три семьи. Все жили как одна семья, утром вставали, топили печку, есть было нечего – одна картошка…

Беженцы оставались у нас до тех пор, пока не были освобождены их территории. Постепенно они стали уезжать домой, и вот тут уже начался страшный голод. Хлеба никто не давал, был один лозунг: «Всё для фронта, всё для Победы!» Нас – маму и сестёр – спасло то, что уродилась картошка, сажали ещё капусту и свёклу. Мама всех жалела, ведь нищих в войну много ходило, подавала им две-три картошины… Из-за голода весной мы полностью переходили на траву. Во время голода возникла поговорка: «Во сне видишь белый хлеб и лепёшки, а встанешь – и чёрного нет ни крошки». Я пошла дальше учиться, стал помогать из города отец – он по возрасту был оставлен на фабрике, но в начале войны под Волоколамском добровольно копал окопы. 9 мая 1945-го (я училась в 7-м классе) в школу пришли взрослые и сказали, что закончилась война. Победа! Мы вернулись в деревню такие радостные. Вместо того чтобы пойти домой, побежали в лес, бегали босиком и говорили друг другу: «Ну, теперь мы будем кушать лепёшки и хлеб!». Но голод ещё продолжался. Однажды меня угостили маленьким кусочком хлеба, на который сверху был намазан маргарин, посыпанный сахаром. Это было так вкусно – никакое пирожное не сравнится! Такое блаженство! Думаешь: вот так бы всю жизнь прожить… В 8–10 классах я уже училась в райцентре – в г. Медынь. Время было голодное. В школе нам выдавали хлеб – он был влажным и колючим, ненастоящим. Затем стало получше. И началась мирная жизнь».